Урал (1918-1920)
Прослушать запись аудиоэкскурсии №5
Октябрьская революция была с восторгом встречена Эрьзей. Как и многие деятели российской культуры, он приветствовал время бурных перемен, слом старых устоев. Будущее казалось обновленным, ярким и прекрасным! По этой причине культура и искусство революционной поры несли такой мощный заряд позитива, поиска новых форм, экспериментов во всех областях. Эрьзя тоже попадет в этот бурный поток, приняв самое активное участие в ленинском плане монументальной пропаганды. Одним из первых он создает памятники вождям пролетариата и героям гражданской войны.
Новая глава его творческого и жизненного пути начинается на Урале, куда он едет летом 1918 года, командированный Комиссией по охране памятников старины. Его мечтой было создать в уральских горах Красную Академию скульптуры, где в мраморных копях под Екатеринбургом, изобилующих превосходным камнем, молодые творцы могли бы осваивать азы скульптурного искусства и создавать монументы во славу революции.
Со своими учениками – верной Еленой Мроз и племянником Василием – Эрьзя выезжает поездом в Невьянск, где им пришлось сойти не доехав до места назначения. Причин было несколько, во-первых, на город наступали белочехи, а во-вторых, в дороге заболел Василий, и надо было срочно определить его в лечебницу, которая нашлась в Полевском при местном заводе. Но, к сожалению, юноша вскоре скончался. Эрьзя, не имевший детей, был сильно привязан к племяннику, он видел в нем свое продолжение, вот почему уделял ему столько времени и сил, передавая секреты мастерства, и в Париже, и позже в Москве, и специально заехал в Алатырь, чтобы забрать Василия с собой на Урал, да не уберег! Эрьзя был неутешен, из куска местного мрамора он создал фигуру скорбящего Христа и установил на могиле любимого племянника на кладбище села Мраморское, где была первая мастерская Эрьзи на Урале. Здесь, в карьере, добывали превосходный камень, и скульптор решил поселиться в Мраморском, чтобы много работать. Тем более, что Екатеринбург в то время был в руках колчаковцев, которые, узнав, что у них под боком обосновалась европейская знаменитость, тут же предложили ему создать памятник павшим белогвардейцам, но скульптор ответил отказом.
В селе Мраморском недалеко от столицы Урала сохранился дом, в котором жили Эрьзя и Елена, а рядом в городе Полевском стоит больница местного завода, где скончался Василий Нефёдов.
В августе 1919 года после освобождения Екатеринбурга от колчаковцев екатеринбургский Наробраз пригласил Эрьзю стать директором новой художественной школы, которая досталась ему в плачевном состоянии. И уже осенью под его руководством в школе открылись столярная, гранильная, ювелирная, чеканная, скульптурная, живописная и декоративные мастерские. В школу пришли первые ученики, появились ученики и в мастерской Эрьзи, которая было оборудована им прямо в здании школы, там он и жил, а нехитрое хозяйство вела Елена.
В начале 1920 года в Екатеринбург прибыл комиссар искусств тов.Равдель и уполномоченный Главпрофобра тов. Швецова. В результате их деятельности школа была поделена на две части, в введении искусства остались 2 мастерские, остальные стали подчиняться Главпрофобру. Затем в городе появились приехавшие из Москвы новые представители Наркомпроса тов. Боева и тов. Соколов, последователи Малевича. Они принялись за реформы, уничтожив в училище сначала техническую базу, чудом уцелевшую при Колчаке, а затем взялись за педагогов. Эрьзя тоже был признан ими «неподходящим» руководителем. Оставленная пока за ним скульптурная мастерская, (которую организовал ни Наркомпрос, а местное государственное учреждение) отделилась и стала автономной в школе. Реорганизация екатеринбургской художественной школы, проведенная выше упомянутыми товарищами, из-за этого не была доведена до конца. Надо было устранить Эрьзю. И дело было передано в Москву, где в 1920 году комиссариат по делам искусства отстранили Эрьзю от работы в мастерской, которая стараниями скульптора была оборудована по последнему слову техники.
Чтобы спасти ее и помочь Эрьзе в Москву с докладом Луначарскому едет тов. Чучин, в результате чего была издана директива о том, чтобы скульптора оставили в покое. Но, несмотря на это, в ноябре 1920 года мастерская Эрьзи была опечатана, имущество и инструменты описаны, а сам он буквально «выгнан на улицу». Он пишет своему другу Сутееву грустное письмо, в котором есть такие строки: «… такой жалкой жизнью жить не стоит, а главное, я не могу работать, а без скульптуры мне нет жизни». Вскоре в дело снова вмешался Луначарский. Эрьзе был выдан мандат, по которому он мог выехать в Москву для окончательного разбирательства дела. В результате глава Наркомпроса отозвал Эрьзю с Урала. Чем тот и поспешил воспользоваться, погрузив свои вещи и скульптуры в вагон. В начале 1921 года он покидает края, куда совсем недавно так стремился попасть и где с ним так жестоко обошлись.
На Урале в мастерских Мраморского и Екатеринбурга Эрьзя создал 7 работ из мрамора, в основном, это были женские портреты, моделью для которых служила муза скульптора Елена Мроз. Разные ипостаси женской души – томность, мечтательность, каприз, спокойствие Эрьзя воплотил в камне тонко и страстно, виртуозно владея техникой обработки твердого мрамора. Ныне эти произведения украшают залы Мордовского музея в Саранске, свидетельствуя о том, что Эрьзя во все времена оставался непревзойденным романтиком, даже в годы митингов и революций оставаясь тонким лириком, потому что раскрытие нюансов человеческой души было главной темой его творчества.
И все же основным вкладом в ленинскую монументальную пропаганду на Урале внес именно он – тот, кого мы считаем непревзойденным психологом в скульптуре. В течение года Эрьзя и его ученики и помощники создают пять огромных монументов, которые в майские праздники 1920 года были установлены на одной оси центральных улиц города.
Еще одной примечательной историей стало создание памятника «Свободе», который по первоначальному замыслу автора, должен был состоять из 21 фигуры. Эрьзя успел выполнить из местного мрамора только одну 6-метровую статую «Освобожденного человека», которую, вопреки воле скульптора, Наробраз поспешил выставить в незаконченном виде на площади Октября, спеша украсить ее к революционному празднику.
Образ красивого гордого мужчины, олицетворявшего свободу, был навеян Эрьзе классическим итальянским искусством. Он буквально боготворил Микеланджело, придерживаясь в своем ремесле принципов великого мастера эпохи Возрожденья. Его «Давид», стоящий в центре Флоренции, поразил Эрьзю и, спустя многие годы он решил воплотить идею о свободном человеке свободной республики тоже в мраморе, но уже в уральском, перенеся действие в глубинку России. Но, вопреки его ожиданиям, уральцы не поняли грандиозного замысла скульптора, увидев в обнаженной фигуре только «голого мужика» (сразу же окрестив его «Ванька голый»). Вскоре столь не понравившийся простому народу памятник был сброшен с пьедестала и утоплен в городском пруду, на илистом дне которого он и покоится по сей день.
Еще несколько мест, связанных с пребыванием Эрьзи на Урале, удалось обнаружить в ходе изучения уральского периода творчества мастера. Так, сохранилось здание бывшей екатеринбургской художественно-промышленной школы, ныне – Екатеринбургского художественного училища им. И.Д. Шадра, где с 1919 по 1920 гг. преподавал, творил и проживал выдающийся скульптор ХХ века Эрьзя. А в самом историческом центре уральской столицы стоят заводский строения, где во времена Эрьзи находились гранильные мастерские, к запуску которых он приложил столько усилий.
Так хорошо начиналась и так быстро и грустно закончилась уральская глава в жизни Эрьзи. Но впереди было еще немало мест, которые ждали скульптора, а также судьбоносных встреч и других важных событий.
Urals (1918-1920)
Listen to a recording of the audio tour No. 5
Erzia met the October Revolution enthusiastically. As many other Russian cultural figures, he welcomed the time of violent changes, the demolition of old foundations. The future seemed so renewed, vivid and beautiful! For that reason, culture and art of the revolutionary period has such a powerful charge of positive, the search for new forms, and experiments in all fields. Erzia will also get into this rapid flow taking the most active part in Lenin’s plan of monumental propaganda. First of all, he creates monuments to leaders of the proletariat and the Civil War heroes.
A new chapter of his creative and life path stars in the Urals where he goes in summer 1918 on secondment from the Commission for the Protection of Antiquities. He dreamed to establish in the Ural Mountains the Red Sculpture Academy, where in the marble mines near Yekaterinburg so replete with excellent marble, young creators could learn the basics of sculptural art and create monuments to the glory of the Revolution.
Together with his apprentices, faithful Elena Mroz and the nephew Vasily, Erzia goes by train to Nevyansk where they had to get off halfway to the destination. There were several reasons – firstly, the city was under assault of White Chekhs, and secondly, Vasily got ill on the way and had to be taken to a hospital that was found at a local factory in Polevskoye. But unfortunately, the young man soon died. Erzia who had no own children was much attached to his nephew, seeing in him his continuation, and that is because he devoted so much time and energy to him trying to pass the secrets of mastery either in Paris or later in Moscow and specifically came to Alatyr in order to take the young man together with him to the Urals, but couldn’t save him! Erzia was inconsolable; he created of a piece of marble the figure of grieving Christ and erected it on the tomb of his beloved nephew in the cemetery of the village of Mramorskoye where Erzia had his first workshop in the Urals. Here excellent marble was quarried, and the sculptor decided to settle in Mramorskoye intending to work a lot. Moreover, by that time Yekaterinburg has already been captured by the Kolchak troops who having learned that they had a European celebrity by their side immediately offered him to create a monument to the fallen soldiers of the White Guard, but the sculptor refused.
In the village of Mramorskoye, not far from the capital of the Urals, you can see the house where Erzia and Elena lived that has survived to this day, and nearby, the in town of Polevskoye the local factory hospital still stands in which Vasily Nefedov died.
In August 1919 after the liberation of Yekaterinburg from the Kolchak troops, the Yekaterinburg People Education Department offered Erzia the post of director of a new art school that was in a very poor condition. And in the autumn in the school headed by Erzia, the carpenter’s, lapidary, jewelry, engraving, sculpture, painting and decorating workshops were established. First students came to the school, and Erzia also had students in his workshop which was equipped by him right in the school building, and in which he lived, while Elena managed their simple household.
In the early 1920 the Commissar of Arts Comrade Ravdel and the Commissioner of the Main Directorate of Vocational Education Comrade Shvetsova arrived in Yekaterinburg. As a consequence of their activities, the school has been divided into two parts – 2 workshops were left under control of the art departments, and the rest were transferred to the Main Directorate of Vocational Education. Then new representatives of the Peoples’ Commissariat for Education – Comrade Boyeva and Comrade Sokolov, Malevich’s followers, who came from Moscow, appeared in the city. They started the reformations by first destroying the school technical basis that had miraculously survived at Kolchak times, and then took up the teachers. Erzia was also considered by them “an inappropriate leader”. The sculpture workshop (organized by a local state institution and not by the Peoples’ Commissariat for Education) still left under his control, was separated and became an autonomous department within the school. Due to this, reorganizing the Yekaterinburg Art School attempted by the above comrades has not been completed. They needed to remove Erzia. And his issue was referred to Moscow, where in 1920 the Commissariat of Art suspended Erzia’s work in the workshop that was equipped through his efforts at a state-of-art level.
In order to save it and help Erzia, Comrade Chuchin goes to Moscow to report to Lunacharsky, and this resulted in issuing a decree prescribing to leave the sculptor alone. But despite this, in the early 1920 Erzia’s workshop was sealed off, the property and tools were attached, and he was literally “thrown out to the street”. He writes a sad letter to his friend Suteev which letter has the following lines: “…such a miserable life is not worth living, but the main thing is that I cannot work, and for me there is no life without sculpturing”. Soon after Lunacharsky has again intervened in the case, and Erzia was given a mandate allowing him to go to Moscow for the final settlement of his matter. As a result, head of the Peoples’ Commissariat for Education has withdrawn Erzia from the Urals. And the latter rushed to take advantage of this opportunity, loading on a railway carriage his belongings and sculptures. In the beginning of 1921 he leaves the place where he wished to be so much and where he was treated so cruelly.
In the Urals, at the workshops of Mramorskoye and Yekaterinburg Erzia has created 7 marble artworks; they were mainly female portraits the model for which was the sculptor’s muse Elena Mroz. Different guises of the female soul such as languish, dreaminess, caprice, quietness were subtly and passionately embodied by Erzia in stone, brilliantly mastering the technique of processing solid marble. Now these pieces of art are gracing the halls of the Mordovian Museum in Saransk and evidence that Erzia has always been an unrivalled romantic while staying a subtle lyrist even in the years of rallies and revolutions because disclosing the human soul nuances was the main subject of his artworks.
But surely it was he who made the main contribution to the Lenin’s monumental propaganda in the Urals, and whom we consider an unrivalled psychologist in sculpture. During a year Erzia and his apprentices and assistants have created five huge monuments that were installed in one line on the central streets of the city during May holidays 1920.
Another remarkable story was the creation of the monument to “the Liberty” which according to the author’s original intent included 21 figures. Erzia was only able to perform of local marble one 6-meter statute of “the Liberated Man” which had been hastily installed in the unfinished state by the Peoples’ Commissariat for Education on the October Square as a decoration in honor of the revolutionary celebration.
The image of a handsome proud man personifying liberty was inspired to Erzia by classical Italian art. He literally worshipped Michelangelo and in his art was followed by the principles of the great master of the Renaissance. Michelangelo’s “David” standing in the center of Florence has impressed Erzia so much that many years later he decides to embody the concept of a free man of a free republic also in marble but now the Ural one, moving the plot to the outback of Russia. But contrary to his expectations, the Urals didn’t understand the sculptor’s grand idea perceiving the nude just as “a naked guy” (immediately dubbing it “Vanka the Naked”). Soon thereafter the monument so disliked by common people was knocked off the pedestal and drowned in a city pond, on the muddy bottom of which it is still resting now.
Some more places relevant to Erzia’s stay in the Urals have been found in the course of investigating the Urals period of the master’s creative work. Thus, the building of the former Yekaterinburg Art and Industry School survived to this day, which now is the Yekaterinburg Art School named after I.D. Shadr, and in which School Erzia, a prominent sculptor of XX century, taught, created and lived from 1919 to 1920. In the historical heart of the Ural capital, the factory buildings still stand where at Erzia’s time the lapidary workshops were situated for the launch of which workshops Erzia had put so much effort.
So, it was such a good start and such a sad end of the Ural chapter in Erzia’s life. But there still were a lot of places waiting for the sculptor, not to mention fateful meetings and other significant events.